История Минусинских Степей: Аскизская культура средневековых хакасов
Известные в настоящее время памятники аскизской культуры локализуются в значительных по площади районах Южной Сибири. На севере они встречены в районе современного Красноярска, на востоке - в бассейне реки Кан, на юге - на всей территории Тувы, на юго-западе - на Алтае, на западе ее памятники встречены в отрогах Кузнецкого Алатау. На всей этой территории известны многочисленные случайные находки инвентаря, относящегося к этой культуре. В то же время? сравнительно слабая изученность памятников аскизской культуры в периферийных районах не дает пока возможности четко очертить ее границы. Но уже сейчас ясно, что в рассматриваемый период аскизская культура в целом занимает территорию основного ядра распространения древнехакасской культуры IX-X веков, с которой она связана генетически. В целом границы распространения этой культуры совпадают с рубежами древнехакасского государства, установленными по письменным источникам для X-XII веков, а ее ядром остается территория верхнего и среднего течения Енисея.
Сменив тюхтятскую культуру периода расцвета древнехакасского государства (Кыргызский каганат), аскизская культура существовала с конца X по XVII век, когда ее, в свою очередь, сменила этнографическая культура современных хакасов. Говоря об изученности памятников аскизской культуры, в литературе лучше освещен домонгольский период (малиновский этап, конец X-XII век). Памятники поздних этапов культуры исследованы существенно хуже.
Наибольшее основание для определения хронологических рамок аскизской культуры дают наблюдения над закономерностями развития предшествующих ей культур южносибирского средневековья. На первом малиновском этапе (делится, в свое время, на эйлигхемский период (конец X-начало XI века), оглахтинский период (середина XI - начало XII века), черновский период (середина XII - начало XIII века) в раннеаскизских комплексах можно встретить отдельные пережиточные формы предметов: наконечники стрел, бронзовые бляхи тюхтятского типа, двукольчатые удила с перпендикулярными кольцами и витыми, а чаще ложковитыми или гладкими звеньями. В то же время такие удила сочетаются с псалиями, скобы которых украшены у основания длинными гребнями. Цельно-кованные стержневые псалии XI-XII веков иногда имитируют эти гребни. Упоровые удила являются типичной деталью аскизского инвентаря. В некоторых случаях они имеют крюки соединения звеньев с расклепанными, накладывающимися на стержень звеньев концами, что является пережиточной формой соединения звеньев с помощью замкнутых колец. При изучении эпитафий начала аскизской культуры по типологическим связям личных тамг удается подчас установить и существовавшие родственные связи между отдельными носителями аскизской культуры и предшествующей тюхтятской культуры IX-X веков (например, памятников Бай-Булун I и II). Да и сам обычай ставить стелы с эпитафиями, известный на первом этапе аскизской культуры, указывает на связь и последовательную преемственность этих культур.
Относительную хронологию второго (каменского) этапа также возможно проиллюстрировать на примере удил. Общая тенденция к уплощению форм предметов привела в XIII-XIV веку к созданию очень крупных пластинчатых псалиев. Оформление их нижних концов напоминает подобные сапожку окончания предшествующих типов. Появились новые для аскизской культуры кольчатые и дисковидные псалии. Сочетающиеся с ними крюковые удила в ряде случаев имеют уже совершенно лишние здесь упоры на звеньях, восходящих к типичным формам XI-XII веков. Подробная типология инвентаря аскизской культуры играет большую роль при решении вопросов относительной датировки этапов также и в силу большого своеобразия этого инвентаря, практически лишающего возможности отыскать сколько-нибудь значительное число датирующих аналогий за пределами ареала культуры. Наиболее сложен в этом плане малиновский этап (конец X-XII век). Исключением здесь являются, пожалуй, лишь наконечники стрел, во многом близкие по облику к одновременным сериям не только из Западной Сибири и Приуралья, но в значительной мере и из Восточной Европы. Хорошо подтверждают датировку этапа и привозные предметы. Например, бипирамидальные сердоликовые и фасетчатые хрустальные бусы, привозившиеся из Средней Азии, а также стеклянные бусины сирийского производства. Найдены в курганах и сунские монеты. Инвентарь каменского этапа (XIII-XIV века) представляет большие возможности для сравнений, несмотря на то что продолжает сохранять основные черты самобытности. В нем появляются характерные для эпохи в целом типы поясных блях, S-образных серег, стремян, столовой серебряной посуды и т.д. Датировка этапа хорошо подтверждается сосуществованием его памятников с древнемонгольскими городами на территории Тувы (могильник Межегейского городища). Отдельные древнехакасские изделия встречаются в кипчакских погребениях XIII-XIV веков в Прииртышье и даже на Дону, а также в прибайкальских могилах того же времени (Ильмовая Падь).
В аскизской культуре четко прослеживается преемственность тюхтятской культуры (IX-X века) и более ранней культуры чаатас (VI-IX века).
Эта преемственность особо четко заметна в погребальном обряде.
Аскизские могильники обычно располагаются на полках и седловинах или вершинах гор и не имеют четкой планировки: это может быть как цепочка вдоль обрыва или хребта, так и свободно занимающие плато курганы. При этом число самих курганов редко превышает десяток. Для курганов характерны невысокие (около 25 сантиметров) кольцевые каменные выкладки (5-6 метров в диаметре) с задернованной серединой. Первоначально они были круглыми или многоугольными каменными оградами, вероятно, имевшими деревянные крыши и имитировавшими войлочные и деревянные жилища той эпохи. В центре кургана (иногда заходя под его стенку) на горизонте располагается одно (редко 2-3) погребение, совершенное по обряду трупосожжения на стороне. Здесь же обнаруживаются обугленные предметы, вероятно, побывавшие на погребальном костре. Иногда на горизонте в курганах встречаются "тайники" - уложенные отдельной кучкой стремена, удила, оружие. Обычны остатки сопроводительной пищи, как правило необгоревшие кости овцы и коровы.
Аскизский обряд сжигания умерших с последующим погребением под округлыми каменными курганами прямо восходит к обычаям тюхтятской культуры IX-X веков, а через нее к более древнему времени. Правда, останки стали хоронить не в ямах, как раньше, а на горизонте. Ново и размещение могильников не в долинах, а на горах. Преемственность прослеживается и в области поминального обряда. Это подтверждают стелы с древнехакасскими тюркоязычными руническими эпитафиями, стоявшие у аскизских курганов. По начертанию тамг эти памятники, вероятно, относятся к началу аскизской культуры. Однако стелы с эпитафиями (в целом) не характерны для поздних аскизских могильников: распространенный в предшествующие времена (IX-X века) обряд в аскизскую эпоху постепенно отмирает. Первым признаком этого, возможно, служит постепенное забвение обычая начинать текст с изображения личных тамг, затем пропадают и сами надписи, появляются стелы, не имеющие рун. Так, в Туве, судя по тамгам, к концу X - началу XI века относится всего 10 стел, а для XI-XII веков известен лишь один курган со стелой и эпитафией (Тува, Малиновка, курган 1), на двух могильниках этого же времени встречены вертикально поставленные у курганов плиты, но уже без надписей.
В то же время, погребальный обряд и типы надмогильных сооружений отражают этническую пестроту населения древнехакасского государства и проходившие в нем в XI-XIV веках ассимиляционные процессы. Обряд аскизской культуры, в целом продолжая древние традиции, един: это трупосожжение на стороне с погребением на горизонте под невысоким каменным курганом кольцевидной формы. Отклонения от этого обряда говорят об иной этнической принадлежности погребенного. Однако к аскизским должны быть отнесены и те погребения по обряду трупоположения, инвентарь которых целиком укладывается в нормы аскизской материальной культуры. Они свидетельствуют об ассимиляции средневековыми хакасами отдельных представителей других этнических групп государства, сохранивших прежние черты своего погребального обряда. Примером этого является погребение в гроте Узун-Хая, относящееся к XI веку и близкое к традициям некоторых алтайских племен, но аскизское по инвентарю.
Подобные комплексы хорошо выделяются на фоне типично аскизских погребений и могил кыштымов древнехакасского государства. Хотя последние изучены в очень небольшой степени, уже сейчас ясно, что для них был присущ не только особый погребальный обряд (варианты трупоположения), но и отличный от аскизского инвентарь. Эти погребения несомненно представляют ряд самостоятельных археологических культур, выделение и изучение которых - задача будущего. Без ее решения нельзя ответить на многие вопросы, которые ставит перед учеными исследование этногенеза коренных народов Южной Сибири.
Хотя обычай устанавливать стелы с эпитафиями в аскизское время уходит в прошлое, древнехакасская руноподобная письменность, однако, несомненно продолжала существовать и во время аскизской культуры. Кроме малиновской эпитафии, об этом свидетельствуют две дальневосточные монеты XI-XII века с вырезанными на оборотах енисейскими надписями. Нет сомнений, что число эпиграфических находок аскизской культуры в скором времени увеличится. Дело здесь не только в расширении археологических работ, но и в наметившемся интересе ко все еще неразработанной палеографии рунической письменности тюркоязычных народов средневековья.
Из бытовой утвари в курганах наиболее часто встречаются предметы, входившие в походный набор воина-всадника: ножи, шилья, напильнички, туалетные пинцеты, двузубые вилки, щеточки, кресала скобковидной формы, крепившиеся в деревянную колодочку, костяные футляры. От одежды остаются лишь бляшки и пряжки поясов, многочисленные детали разного рода портупей. В гроте Узун-Хая почти целиком сохранилась шелковая рубаха, мягкие длинные сапожки, небольшой, крепившийся к поясу мешочек из шелка. Частью головного убора и одновременно украшением женщин были длинные (до 20 сантиметров) железные булавки, восходящие к изделиям предшествующего времени. В женских погребениях обычны также находки сердоликовых, агатовых, ониксовых, хрустальных и стеклянных бус, в больших количествах привозившихся из Средней Азии. Серьги встречаются и в мужских погребениях.
Носители аскизской культуры старались не помещать в могилы дорогого оружия. Немногочисленные мечи, как правило, лежат в курганах с согнутыми вдвое или втрое клинками. Это подтверждает преемственность аскизской культуры: как и в тюхтятский период, останки воинов сжигались одетыми в панцири или кольчуги, с полным комплектом вооружения, а после пребывания с останками сжигаемого воина на погребальном костре оружие, чтобы, вероятно, чтобы им не могли воспользоваться другие, ломали и в таком виде помещали в могилу.
Мечи однолезвийные, с обоюдоострыми концами, черешками для деревянных рукояток, легкими напускными перекрестиями. Длина их достигала 1 метра. Мечи ковались из качественной стали, были легки и удобны. Ножны мечей были деревянными. Их устье оковывалось железной пластиной, от которой вдоль по стороне, обращенной к острию меча, отходила дополнительная узкая железная полоска. Две железные петли, напущенные на ножны, заканчивались пробоями с колечками для подвешивания к портупее. Относительно частое обнаружение этих оковок в курганах свидетельствует о том, что на погребальный костер обычно клали пустые ножны ("символ" меча). Находки сабель единичны. Вероятно, их также оставляли живым.
На использование всадниками пик указывают специальные железные петли, крепившиеся к стремени. В эти петли вставлялись втоки длинных древков, облегчая поддерживание пик в вертикальном положении на скаку. Так перевозились и знамена, вымпелы, штандарты.
Во множестве сохранившиеся элементы боевых луков и колчанов для стрел позволяют понять, что лук был сложным: деревянная основа усиливалась наклеенными по всей длине внешней стороны сухожилиями, а внутренней стороны - роговыми накладками, все это оклеивалось еще слоем сухожилий и берестой. Концы плеч лука были цельнодеревянными, длина его в распущенном виде составляла примерно 1,2 метра.
Длинный берестяной колчан (длиной около 0,85 метра) имел деревянное вставное дно овальной формы (12х5 сантиметров) и укреплявшую каркас вертикальную деревянную планку. Поверх бересты он был обтянут шкурой жеребенка. Для подвешивания к портупее к вертикальной планке колчана были прикреплены две деревянные петли для ремней. На верхнем ремне пришивалась железная пряжка с длинным щитком. Древки стрел (средняя общая длина 83 сантиметра, диаметр 0,8 сантиметра) не имеют следов оперения, в нижнем, расширяющемся их конце сделаны прорези для тетивы. Черешковые наконечники стрел сверху закреплены сухожильной обмоткой.
Найденные наконечники стрел очень разнообразны. Если в XI-XII веках преобладали плоские, уплощенные и граненые наконечники разного рода ромбических очертаний, то в XIII-XIV веке увеличивается роль крупных трехлопастных наконечников с вырезами в лопастях и роговыми свистульками. Особо стоит отметить редкую форму железных трехперых втульчатых наконечников.
Из оборонительного вооружения до нас дошли в погребениях отдельные панцирные пластины и части кольчуг, свидетельствующие об употреблении панцирных и кольчужных доспехов.
Остатки конского снаряжения встречаются в каждом кургане. От узды сохраняются многочисленные металлические детали: удила с псалиями, бляшки, накладки, распределители ремней, пряжки и наконечники, наносные султаны. В конце X-XI веке встречаются удила с перпендикулярно расположенными двумя кольцами на концах. Стержень псалия в этом случае вставлялся во внутреннее кольцо и закреплялся скобой, служившей для соединения с нащечным ремнем узды. Часто такая скоба украшена длинным гребнем. Этот способ крепления псалий, как и сама форма удил, был широко распространен в евразийских степях в предшествующее аскизской культуре время. Для XI-XII веков характерны другие удила, концы которых завершаются уплощенной петлей. Ниже нее на стержне расположены упоры, не позволяющие надвигающемуся на конец удил псалию сползать вниз. Эта форма существует и в XIII-XIV веках, постепенно сменяясь крюковыми удилами с крупными кольцами. Последняя форма, пришлая для аскизской культуры, удобная в обращении и простая в производстве, постепенно вытеснила местные варианты. Сосуществование двух видов удил создало "гибридную" форму (крюковые удила с нефункциональными упорами и дисковидные псалии). Унаследовав у предшествующей культуры сапожковое оформление низа, аскизские псалии сохранили его, но он изменился внешне и потерял свою функцию.
Кольца от удил изготовлялись плоскими или уплощенными и орнаментировались. Уздечные накладки и наконечники, шарнирные подвески нагрудных и портупейных ремней, имевшие округлый, чаще всего сердцевидный конец, развивались по линии уплощения. Упростились, стали геометрически более правильными и их очертания. Вместе с тем появилось парное расположение заклепок, декоративные валики по краям, ячеистый узор сменился геометрическим, расположенным зонами и поясами. Изменялся внешний вид пластин наносных султанов. Цилиндрическая форма их трубочек сменилась конической, с расширением в верхней части. Наносный султан является отличительной чертой украшения узды аскизской культуры. Уздечки средневековых хакасов в XI-XII века, а возможно и позднее, вообще не имели налобного ремня. На эту мысль наводят и трехчастные распределители ремней, которые, как и султаны, восходят к местным прототипам IX-X веков. Поэтому они сохраняют Т-образность вплоть до XIII-XIV века, лишь затем появляются крестообразные распределители.
От седел обычно остаются мелкие железные детали: петли, обкладки лук, иногда встречаются крупные серебряные пластины, украшавшие луки, бляхи. Подпружные пряжки делали из железа и из рога. Стремена в XI-XII веках, крайне редко попадали в могилы, но в XIII-XIV веках их стали класть туда чаще. Развитие их шло так же, как и во всей Евразии. Только аскизские стремена часто украшались серебряной инкрустацией. Встреченные в курганах рукояти плетей делались из рога, железа и бронзы и по форме близки к восточноевропейским. Костяные рукояти часто орнаментировали. Для шнуровки, продергивания ремней в XIII-XIV веке применяли специальные инструменты, завершавшиеся изображением конских голов.
В курганах встречаются баночные лепные сосуды, часто украшенные резным и штампованным орнаментом, имеющие насечки по венчику. При раскопках города в дельте Уйбата собрана обширная серия и гончарной керамики самых разнообразных форм, размеров и назначения: небольшие блюдца с округлым краем, выпуклые круглые крышки, миски, вазообразные сосуды со сложным профилем, широкогорлые, овальные в плане невысокие "супницы", крупные толстостенные тарные сосуды. Особенностью всей этой керамики является ровный горновой обжиг, придающий ей кирпично-красный цвет, и сложная форма отогнутого венчика, приспособленного к использованию керамических крышек. Сосуды большей частью гладкостенные, с хорошо заглаженной внешней поверхностью, иногда с тонким резным узором.
В составе столовой посуды выделяются серебряные чаши и кувшины. Их форма во многом близка форме пиршественной посуды предшествующего времени.
Аскизскую культуру отличает от смежных во времени и пространстве культур, помимо прочего, и еще одна особенность: подавляющее большинство предметов быта, начиная от орудий труда, и кончая конским снаряжением и личными украшениями, изготовлялось из железа. Это свидетельствует о возросшем значении горного дела и черной металлургии. Нельзя не отметить высокое качество получаемого сырья и подлинный профессионализм его использования.
Массовость подобных изделий, их стандартизация (вплоть до мотивов орнамента) позволяют предположить все более возрастающую товарность ремесла и, вполне вероятно, специализацию ремесленников, разделение операций. Вместе с тем несомненное существование индивидуальных по различным деталям оформления наборов снаряжения (в пределах отмеченной стандартизации), вероятно, свидетельствует и о работе на заказ.
Неоднократно отмечавшееся в письменных источниках высокое качество древнехакасского оружия, хорошо известная археологически широкая функциональная дифференциация видов вооружения (например, наконечников стрел) свидетельствуют о существовании профессионалов-оружейников.
Небывалого до того размаха достигла работа ювелиров: все конское убранство, многие детали снаряжения всадников, одежды и детали туалета мужчин и женщин, даже некоторые орудия труда стали украшаться серебряной насечкой. Если в IX-X веках и ранее серебряная инкрустация была врезной (металл набивался в специальные, выбранные в железе канавки), то в аскизской культуре основным приемом стала поверхностная таушировка (собственно говоря, аппликация серебром). Для нее поверхность фона насекалась крест-накрест линейными бороздками, мелкие участки - каплевидными заусенцами. Покрывавшиеся серебром участки всегда были углублены по сравнению с выступавшими ребрами и валиками железа, составлявшими сам орнамент. В XIII-XIV веке приемы работы несколько изменились. Насечка фона крест-накрест сменилась каплевидными заусенцами. Орнамент стал располагаться более широкими поясами и фигурами, внутреннюю их поверхность перестали покрывать серебром. Орнамент из контурного стал силуэтным, а затем прорезным. От фона его отделяли невысокие тонкие валики. В монгольское время появилась и новая манера подготовки фона изделий (насекание линейными бороздками), повторяющими контур орнаментальных мотивов. Эта манера существовала и на поздних этапах аскизской культуры, сохранившись с небольшими изменениями до этнографической культуры хакасов.
Разнообразные формы кухонной и столовой посуды, изготовленной на гончарном круге, свидетельствуют о продолжении и развитии гончарной традиции. Посуда имеет горновой обжиг. Вместе с тем существовало и домашнее производство лепных сосудов.
Орудия сельскохозяйственного производства известны главным образом по случайным находкам и датируются по аналогиям. К обычным для Южной Сибири плужным лемехам и сошникам местного производства добавляются находки чугунных лемехов и отвалов дальневосточного производства, появление которых на Енисее в XIII-XIV веках связано не только с торговлей, но и с организацией монголами в Туве военно-пахотных поселений и городов с этнически пестрым населением. Серпы и косы-горбуши аскизской культуры, по-видимому, мало отличались от сельскохозяйственных орудий предшествующего времени. Для переработки урожая применялись ручные мельницы. Ал-Идриси сообщает также о водяных мельницах, сооруженных средневековыми хакасами на "главной реке" их области. В таежной и подтаежной зоне государства применялись корнекопалки с железными втульчатыми наконечниками на конце. Широко использовались тесла-мотыги, в X-XII веках имевшие несомкнутые втулки, более узкие, чем рабочая часть. Эта восходящая к предшествующему времени форма орудий в XIII-XIV веке сменяется иной: втулка равна по размерам рабочей части или превышает ее. Такой облик этих орудий близок к традиционному виду подобных орудий тюрок Алтая.
Интересные орудия, совмещающие в себе небольшой молоток и напильник (в расширенном конце рукояти) полукруглого сечения, применялись в производстве, вероятно, особенно часто ювелирами. Самыми разнообразными мастерами использовались молотки разных размеров и формы. Недаром их так много среди случайных аскизских находок. При разных тонких операциях применяли пинцеты с зажимами. Универсальным орудием продолжали оставаться ножи. В зависимости от назначения они имели разные размеры и форму. В снаряжение всадника входили особые миниатюрные ножички (длиной 2,5-5 сантиметров) и штыковидные длинные, узкие ножи боевого назначения. Аскизские ножи часто имеют нависающий вдоль спинки бортик, придающий их сечению Г-образный вид.
Сведения письменных источников об оседлой жизни значительной части населения древнехакасского государства имеют археологические подтверждения. Хотя сельские поселения аскизской культуры еще не изучены, об их существовании говорят подъемные материалы. Например, сборы на дюнах по правому берегу Енисея от деревни Сизой до города Минусинска свидетельствуют, что там существовали поселения XI-XII веков. Они были неукрепленными и по внешнему виду мало отличались от селений предшествующего времени. На значительную плотность населения в долине Енисея в рассматриваемый период указывают не только многочисленные курганы и случайно найденные предметы аскизской культуры, но и широко известные горные крепости-убежища. Они существовали практически в каждой удобной для жизни долине горного края. Возникнув в предшествующее аскизской культуре время, они, несомненно, использовались и продолжали сооружаться в XI-XII веках и позднее.
Датировать эти крепости позволяют курганы, расположенные в них и вдоль их стен, наскальные рисунки и собранные подъемные материалы. О бытовании крепостей вплоть до XVII века сообщают русские письменные источники. Существование таких крепостей-убежищ, имеющих обычно слишком малую для постоянной жизни площадь (в среднем 6-10 тысяч кв.м.), располагающихся на вершинах труднодоступных скал и сопок с прекрасным обзором, не оставляет сомнений в том, что где-то поблизости с ними, в удобных для жизни местах речных долин, находились постоянные поселки. Такие убежища подтверждают, тем самым, существование не только оседлых поселений, но и их неукрепленность. Многочисленность крепостей наводит на мысль, что практически каждый крупный поселок имел подобное укрепленное убежище. Известны также целые укрепленные районы, предназначенные для убежища населения многих селений. Они резко отличаются по размерам: стена оглахтинской крепости протянулась на 25 километров, южная стена укрепления на Хызыл-Хае у деревни Подкамень достигает 2 километров длины (остальное - неприступные скалы). Расположенные в самом центре древнехакасского государства периода его расцвета такие крепости свидетельствуют либо о феодальной раздробленности огромной державы, либо о постоянной угрозе нападения со стороны внешних врагов.
Такие крепости являются одним из источников для изучения фортификационного искусства носителей аскизской культуры. Они укреплялись сложенными насухо стенами из плитняка и камня, высота которых еще в XIX веке достигала в ряде случаев 2 метров. Обычная ширина кладки составляла 1,5-2 метра. Там, где стена защищала значительное по площади убежище и имела большую длину, она часто повторяла рельеф местности. В широких логах вдоль стен выкапывали ров, стены укрепляли пристроенными к их внутренней стороне дополнительными прямоугольными в плане бастионами из камня. Длинные прямые участки обороны в некоторых случаях укрепляли стеной, идущей зигзагообразной линией, соседние выступы которой позволяли вести перекрестный обстрел. Для укрепления верхней части стен часто употребляли и деревянные палисады. Планы крепостей различны, так как они зависят от рельефа местности. В большинстве случаев подковообразно изгибающаяся стена огораживает площадку на краю скального обрыва. Укрепления без обрывов имеют форму неправильного овала, трапеции, иногда круга. Некоторые крепости состоят из нескольких примыкающих друг к другу отсеков. Нередко укрепления имеют два-три ряда стен. Проходы в крепость всегда узки (обычно не шире 1,5 метров), часто расположены у края обрыва или прикрыты изгибами стен.
Фортификационным сооружением другого рода является замок, раскапываемый на территории средневекового города в устье реки Уйбат. Это крупное сооружение из сырцового кирпича пережило несколько строительных периодов. Первоначально (видимо, в конце IX-X веке) оно в плане было квадратным (30х30 метров). Стены, достигавшие, вероятно, 6-7 метров в высоту, были толстыми у основания (более 2 метров) и сужались к верхнему краю. Возможно, уже в тот период усеченно-пирамидальный замок был двухэтажным. С течением времени у владельцев замка возникла необходимость увеличить его. К первоначальному квадрату было вплотную пристроено такое же по размерам сооружение, так что южная стена здания стала внутренней, делящей замок на две равные части. Вероятно, в ней был пробит проход, связывающий старую и новую части построек.
Единственный узкий вход (шириной 1,2 метра) в замок находился в восточной стене. Возможно, одновременно с этой перестройкой к длинной восточной стене были пристроены четыре башни, на 6 метров выступающие за линию стен. Центральные башни были трапециевидными в плане, угловые - в форме восьмигранников. Размер сырцового кирпича, из которого сложена постройка, всюду одинаков - 42-45х22-26х10-12 сантиметров.
Узкий вход в замок в результате перестроек оказался буквально зажат между двумя мощными башнями у северного угла. Три другие стены сооружения не имели дополнительных укреплений. Возможно, это объясняется тем, что южная и северная стены в силу своей небольшой длины могли простреливаться с выступающих угловых башен, а западная стена - сверху.
Окружавший замок город, вероятно, самое крупное городское поселение аскизской культуры, укреплен, видимо, не был.
Из других монументальных сооружений города раскопано небольшое прямоугольное здание (16х20 метров) административного назначения. Занимавший все внутреннее пространство здания зал (13х17 метров) имел 10 массивных (диаметром до 0,5 метра) деревянных колонн, стоявших квадратом. В центре окруженного колоннами пространства сохранились остатки небольшого возвышения из сырцового кирпича. Каждая из колонн опиралась на вмазанную заподлицо с глинобитным полом песчаниковую плиту, имевшую разметку для установки колонн. Стены здания были сложены из сырцового кирпича размером 34-36х20х8 сантиметров. Кладка велась прямо на дневную поверхность, без фундамента. В связи с этим хорошо знакомые со свойствами необожженного кирпича строители использовали деформационные швы, разделявшие стены здания через определенные промежутки и сохранявшие их от разрывов при усадке кирпича и раствора. На территории города обнаружены остатки других сырцовых и столбовых построек, крытых черепицей. Основу общей застройки города составляли деревянные срубные и столбовые дома.
Если кирпичное строительство в древнехакасском государстве возникает в результате культурных связей с народами Средней Азии и Восточного Туркестана и, вероятно, непосредственно связано с градостроительством древних уйгур, то возведение обычных бытовых деревянных построек имеет давнюю местную традицию, восходящую по крайней мере к таштыкской эпохе.
Торговые связи и караванные пути, отмеченные письменными источниками, подтверждаются археологическими находками. Из Средней Азии и Восточного Туркестана на Енисей попадали не только шерстяные и шелковые ткани, предметы роскоши, зеркала, сердоликовые бипирамидальные, хрустальные фасетчатые и стеклянные бусы, но и оружие (иногда с арабскими надписями). В тарных сосудах и кувшинах оттуда же привозились дорогие масла и виноградные вина. Попадали с караванами и отдельные бытовые предметы, например, пружинные цилиндрические замки. Ряд письменных источников прямо указывает на пребывание на Енисее мусульманских купцов. На Элегестском городище XIII-XIV веков обнаружен квартал зданий среднеазиатского типа и мусульманское кладбище с мавзолеем. Раскопанный на реке Хемчик мусульманский могильник Саадак-Терек относится к существовавшей в то же время торговой фактории. Прямых торговых связей с дальневосточными центрами в то время, видимо, уже не было. Однако через посредство соседних племен в древнехакасское государство поступали изделия из сунского фарфора, зеркала, монеты, шелка. Средневековые же хакасы продавали мускус, меха, мамонтовую кость, некоторые породы древесины, ловчих соколов и чистопородных лошадей, а также хлеб.
Огромное количество монет, найденных на территории древнехакасского государства, а также сделанные на обороте некоторых из них енисейские надписи, связанные с их стоимостью, доказывают существование здесь внутреннего денежного обращения. Основой этого обращения служили дальневосточные бронзовые деньги, но на реке Иджим в Саянах найдена и крупная серебряная монета хулагидского чекана 1320 года из города Иезда.
В целом аскизская археологическая культура древнехакасского государства несомненно относится к западному азиатскому культурному ареалу. Экономические и культурные связи со Средней Азией и Восточным Туркестаном преобладали. Даже после монгольского завоевания, когда Саяно-Алтайское нагорье административно вошло в состав Юаньской империи, положение в общем не изменилось. Примером может служить широко распространенный в XIII-XIV веке орнаментальный мотив синусоидального изогнутого растительного побега. На аскизских изделиях он гораздо ближе к распространенной в западных владениях чингисидов схеме, чем к юаньской.
Сведения о древнехакасском государстве, управлявшемся династийным родом кыргыз, содержатся в трудах средневековых арабских и персидских ученых и в китайских хрониках и сочинениях X-XIV веков. Знакомы с ним были и западноевропейские путешественники. Часть авторов заимствовала сведения из более ранних сочинений IX-X веков (ал-Йакут, ал-Казвинн, ал-Бакуви), некоторые лишь упоминают средневековых хакасов в перечне известных им народов (Бируни, Мубарак-шах, Рубрук), но остальные значительно дополняют данные более ранних источников, что должно учитываться при работе над историей народов Саяно-Алтайского нагорья.
Древнехакасское государство занимало значительную территорию с центральными землями в бассейне верхнего и среднего течения Енисея, соседствующую с кимаками, карлуками, уйгурами, киданями, курыканами и таежными северными племенами. Несмотря на то что территория государства в XII веке значительно сократилась, оно до самого монгольского завоевания оставалось крупной феодальной державой с разноэтничным населением общей численностью около 450-500 тысяч человек, с данническими отношениями между покоренными и господствующими племенами, с пережитками рабства. Государственный аппарат имел сложную иерархию с развитой титулатурой. Регулярная армия подразделялась на десятки, сотни, тысячи и тумены.
Подробно описанные географические условия края хорошо согласуются с существовавшими отраслями хозяйства: скотоводством (крупный и мелкий рогатый скот, свиньи, лошади, верблюды) в сочетании с развитым орошаемым пашенным земледелием, горным делом, ремеслом и пушным промыслом. Развитая внешняя торговля и дипломатические связи привели к подробному описанию в источниках основных караванных путей в Восточный Туркестан, Западную и Восточную Сибирь, Центральную Азию и Китай.
Социально-экономическое развитие общества привело к появлению городов (в разных источниках перечислены пять крупных центров). Основной религией общества был шаманизм. Вера в очистительные свойства огня объясняет практикуемый обряд трупосожжения.
Однако, политическая история домонгольской Южной Сибири XI-XII веков известна существенно хуже, чем даже предшествующие ей периоды, начиная со скифского времени, гунно-сарматского времени, эпохи Тюркских каганатов, заканчивая Кыргызским каганатом (кыргызское великодержавие). Можно отметить лишь документально зафиксированные незначительные стычки с киданями (Восточное Лао) во время продвижения последних в Среднюю Азию, имевшие место в Северо-Западной Монголии, тогда принадлежавшей древнехакасскому государству. Затем в результате борьбы с найманами эта территория была утрачена в середине XII века. В 1207 году, когда многочисленная армия Джучи вторглась в пределы древнехакасского государства, его правители, вероятно хорошо знавшие внешнеполитическую обстановку, подчинились монгольским феодалам без вооруженного сопротивления. Однако избежать войны все же не удалось. В 1218 году, когда Чингисхан потребовал от средневековых хакасов участия в завоеваниях и карательных операциях его армии, они отказались и восстали, полностью испытав на себе за это страшную мощь монгольского удара. В этой борьбе на стороне средневековых хакасов сражались практически все племена Саяно-Алтайского нагорья, в течение многих веков входившие в одно государство. Жестокое поражение подорвало силы енисейского государства, но не лишило его способности и стремления к сопротивлению. С этого времени во всех исторических сочинениях древнемонгольского государства имя средневековых хакасов неизменно значится в перечне "немирных племен". Накопив силы, средневековые хакасы в 1273 году подняли новое восстание, которое позволило князьям из рода кыргыз в течение 20 лет вновь независимо править Саяно-Алтайским нагорьем. Новое завоевание этих земель монгольскими феодалами произошло только в 1293 году. Кроме физического уничтожения, юаньская администрация выселила значительное число "немирных племен" в Монголию, создав военно-земледельческие поселения. Территория древнехакасского государства была оккупирована. Других сведений о крупных выступлениях саяно-алтайских народов против монгольских феодалов мы не имеем. Все это при учете единства действий саяно-алтайских племен в 1218 году и управления древнехакасских князей как на среднем, так и на верхнем Енисее в 1273-1293 годах позволяет считать временем окончательного уничтожения древнехакасского государства не 1207 год, как часто указывается, а 1293 год, то есть, конец XIII века.
Удар, нанесенный древнехакасскому государству монгольскими феодалами, однако, не прервал развития местной самобытной культуры. Наблюдения над сложными перипетиями упорной борьбы древнехакасского государства приводят к выводу о его значительной экономической мощи, несмотря на феодальную раздробленность, в которой оно находилось к началу опустошительного единоборства.
Тем не менее, очевидно, что все достижения саяно-алтайских народов в рамках этого государства (пашенное земледелие с искусственным орошением, градостроительство, письменность, высокий уровень государственного строя и многие другие социально-экономические и культурно-бытовые достижения) пришли в упадок.
Связь аскизской культуры даже на ее ранних этапах с материальной культурой современных хакасов, тем не менее, ощущается по ряду четко прослеживающихся черт. О том, как трансформировалась в сложных условиях XV-XVII веков аскизская археологическая культура, можно будет говорить только после новых больших полевых археологических и этнографических исследований.
Оглавление:
Вступление
Афанасьевская культура
Андроновская культура
Окуневская культура
Карасукская культура
Тагарская культура
Таштыкская культура
Культура чаатас
Тюхтятская культура
Древнехакасское государство
Аскизская культура
В составе России
|