Опубликовано (обновлено) в каталоге: 12.07.2014

Древние тюрки: Внутри Каганата

Прежде, чем переходить к дальнейшему описанию, уместно описать внутреннее устройство империи тюрков.

Власть и богатство

Вся власть принадлежала кагану - верховному правителю хану (или кагану - "хакан").

Первым лицом после хана был ябгу. Собственно говоря, ябгу был вице королем, и на эту должность чаще всего назначались члены царствующего рода. Чины меньшего значения получали лица, не принадлежавшие роду Ашина, но все должности были наследственными.

Наряду со свободными и знатью тюркютское общество знало и рабов из числа военнопленных. Но тут встает вопрос: каким образом рабы могли быть использованы в кочевом хозяйстве? Раб, если он не калека, всегда может убежать на лошади хозяина, и затраты на него не окупятся. Очевидно, что положение раба не было тяжелым. Использование рабов ("qul" - подчиненных) у тюркитов в VI VIII веках было совсем иным, чем у персов или римлян: тюркюты приводили их на свои земли, селили в определенных местах и взимали с них налоги. Кроме того, женщин использовали в качестве домашней прислуги и наложниц. По сути дела это были новые подданные, данники, а с данниками тюркюты умели управляться.

Очевидно, что в результате завоеваний и обложением данью покоренных, тюркютские ханы получали гораздо больше, чем шахи Ирана, и, следовательно, богатство тюркютских ханов и вельмож при каждом завоевании быстро росло. Такому систематическому ограблению подвергались телеские племена Халхи и Джунгарии, кидани и хи Южной Маньчжурии, города государства Согдианы, тохаристанские княжества, житница Азии - Турфан, приуральские угры, прикубанские утургуры и лесные племена южных склонов Саяно Алтая. В дополнение к этому Китай или выплачивал ежегодную дань, или подвергался опустошительным набегам, а от Ирана и Византии поступали дары в виде компенсации за мир или союз. Конечно, лишь часть этих богатств перепадала рядовым воинам, преданность которых только и давала возможность осуществлять столь жестокую эксплуатацию покоренных народов, но львиную долю доходов получала правящая верхушка и в особенности сами ханы.

Богатства, накопляемые таким путем, могли быть огромны. Все это богатство было, конечно, награбленным, однако победа тюркютов, в результате которой они стали господами полумира, была не случайной. Они создали армию и систему управления настолько выше общекочевого уровня, что можно сказать с уверенностью: они были достойны победы.

Удельно лествичная система

Внутри великой тюркютской державы происходили изменения не менее радикальные, чем вокруг нее. Первое, в чем они выразились, был порядок престолонаследия.

Для решения этой проблемы была установлена удельно лествичная система, благодаря которой тюркютская держава могла больше ста лет удерживать первенствующее положение в Азии и соперничать с великими державами VI VII веков.

Смысл системы заключался в следующем. Тюркютская держава была создана "длинным копьем и острой саблей". За десять лет (550 560) тюркюты подчинили себе все кочевые племена от Желтого моря до Волги и еще двадцать лет продолжали экспансию. Но эту огромную территорию недостаточно было покорить, надо было ее удержать. Жестокая эксплуататорская власть тюркютов не могла привлечь симпатии новых подданных, и сепаратистские тенденции не угасали ни на минуту. Восстания против династии Ашина, вспыхивали то тут, то там вплоть до гибели державы.

Одной из наиболее острых внутриполитических проблем была проблема предотвращения отложения окраин. Покоренное племя хранило верность лишь тогда, когда панцирная конница с волчьими головами на знаменах была поблизости. Только наместник, обладавший достаточной военной силой, мог предотвратить возмущение и отложение. Но что могло заставить самого наместника сохранить верность хану, если в руках первого оказывались и власть и войско, а от ханской ставки его отделяли огромные расстояния? Правда, можно было назначить наместником родственника, но это не спасало положения, так как войны между родственниками никогда не были редкостью. Тогда была принята удельно лествичная система. Идея ее была проста: раз добрые чувства и личные качества наместника не могли служить гарантией верности, надо было создать заинтересованность, которая бы привязывала его к центральной власти. Удельно лествичная система устанавливала очередность наследования престола. Согласно закону не сын наследовал отцу, а младший брат старшему и старший племянник младшему дяде. В ожидании престола принцы крови получали в управление уделы.

Как следствие, в 558 году тюркютская держава делилась на четыре удела, а в 576 году уже на восемь. Вряд ли правильно считать эти уделы подобием феодалов Западной Европы. Скорее здесь было разделение военных сил с подчинением военачальнику более или менее определенного района.

При весьма сложной и запутанной системе уделов закон о лествичном престолонаследии на первых порах сыграл весьма положительную роль. В частности, дважды было предотвращено вступление на престол несовершеннолетнего царевича, которое могло бы поставить державу в критическое положение. Власть все время оставалась в руках опытных людей. Удельн, а держава расширялась по всем направлениям. Прототипом для системы уделов был, очевидно, порядок престолонаследия у южных хуннов II века, с потомками которых в V веке общались предки князей Ашина, но смысл и применение его иные. Источники не дают нам сведений о наличии "большой семьи" в VI веке и определенно говорят, что этот порядок был для тюркютов новым. Как бы то ни было, результаты его не замедлили сказаться на истории тюркского каганата, как в положительном, так и в отрицательном смысле.

В самом деле, несмотря на продуманность и законченность системы, общество тюркютов не могло быть монолитным, так как выделение военной знати даже при наличии общенародных интересов не могло пройти бесследно. Это своеобразие объясняется низким уровнем производительных сил и условиями кочевого скотоводческого хозяйства, способствовавшими сохранению родового быта.

Исследуя внутренние распри тюркютов, нельзя отыскать ни одного случая восстания рядовых дружинников против ханской династии Ашина. Во главе всех восстаний стояли царевичи или князья крови.

Так как все тюркюты были воинами, то все они были в отрядах тех или иных князей из рода Ашина. Князья должны были считаться с настроением своих воинов, ибо последние были их единственной опорой и защитой. Следовательно, воины либо могли побудить своего князя поступать в соответствии с их интересами, либо покинуть его. Но столкновения внутри державы были неизбежны. Только вместо борьбы воинов против знати возникла борьба между отдельными группами, состоявшими из воинов и знати, взаимосвязанными не только общими интересами, но и родовым единством. В такой ситуации низвержение династии для тюркютов не имело смысла, так как всегда можно было найти царевича, который бы возглавил любое движение. Вместе с тем существовала внешняя опасность: с одной стороны, Китай всегда готов был перейти в наступление, с другой - телеские племена только и ждали возможности восстать в самом сердце страны. Острая ситуация заставляла тюркютов сплачиваться, и поэтому не было ни одного восстания рядовых воинов против ханов и шадов.

Но каганат был обречен.

Орда и племена

Вокруг тюркютских царевичей группировались кроме тюркютов остатки разбитых жужаней и множество разных людей, по тем или иным причинам не ужившихся в "родной юрте" или на китайской службе. Происхождение их было различно, но говорили они между собой на древнетюркском языке с небольшими отличиями в произношении. Они составляли "budun" - народ, но не в смысле "этнос" а в смысле близком к понятию "демос", которым противопоставлялись беги ("baglar") - рядовой состав орды и командный, а вся система, то есть орда в целом, понятие не этническое, а военно организационное. В VI веке тюркютская орда соответствовала племени, затем распространилась на державу. Орда пополнялась добровольцами, предпочитавшими военный уклад семейному.

Удельно лествичная система, сначала фигурировавшая только как государственное учреждение, постепенно проникла и в частную жизнь. Она стала формировать семейные отношения - препятствовать раздроблению имущества и способствовать образованию большесемейных общин.

Во время каганата степное население весьма обогатилось. Во первых, добыча притекала со всех сторон, во вторых, дань из рук ханов попадала к их приближенным и, в третьих, замирение степи и прекращение постоянных грабежей повлияло благотворно на развитие скотоводства. Параллельно приобретению богатств шло и их накопление, они не растрачивались, не делились, а сохранялись в больших семьях. Это было возможно только при наличии племенной организации. Пример такой организации показали ханы рода Ашина, сообща управлявшие колоссальной страной. Главы крупных семейств стали подражать ханам и управлять своими родственниками, как близкими, так и дальними. Семьи разрастались в племена, но сохраняли свое территориальное и организационное единство. Старейшины использовали свое влияние и норовили даже принять титул хана или идыкута.

Главным врагом племен были орды, ибо интересы их были прямо противоположны и непримиримы. Старейшины племен хотели пасти свой скот и получать от Китая подарки за нейтралитет или поставку наемников. Ханы орд хотели привлечь всю молодежь в боевые отряды, кормить их за счет подданных, не служащих в войске, и военной угрозой вырывать у китайцев и всех прчих в виде дани продукты земледелия и ремесла.

Для компромисса не оставалось места. В то же время, теснимые соседями малые племена, которые все таки не следует отождествлять с родами, стали образовывать союзы.

Основным аргументом в пользу предлагаемого истолкования хода событий является несовпадение наименований родовых подразделений у гаогюйцев - дили в IV V веках и племенных у Телесев VII VIII веках. Гаогюйцы разделялись на 12 патриархальных родов, а их потомки Телесы составили уже 15 племен. Такое переоформление могло произойти только в том случае, если родовая патриархальная система родства была сперва нарушена и на месте старых родов возникли новые объединения. Повод для такого переустройства был: 100 лет тюркюты владели Телесами и "их силами геройствовали в пустынях севера". Значит, Телесы были будуном и входили в систему орды. Тогда и стала, надо думать, заменяться родовая система, не отвечавшая новым условиям жизни, территориально хозяйственными объединениями - племенами. Это изменение отмечено китайцами, которые называли гаогюйский род "син" - фамилия, а телеское племя - "бу" поколение.

Итак, основным характерным признаком социальной структуры каганата династии Ашина было совмещение военного и племенного строя. Тюркюты были первым кочевым народом Средней Азии, осуществившим такое сочетание на практике.

Созданная тюркютами социально политическая система была для VI века лучшим, хотя отнюдь не окончательным, разрешением назревших политических задач: она обеспечила на несколько поколений преобладание тюркютов в степи. И она же обусловила их гибель.

Держава рода Ашина стояла на стадии военной демократии, поглотившей родовой строй, и направлена была острием против своих соседей, служивших для нее объектом эксплуатации. Антагонистическое противоречие лежало в отношениях грабителей к ограбляемым, держава Ашина была некоторым подобием Спарты, но во много раз сильнее и больше.

Основными силами такого государства хищника были его армия и система управления, поэтому сосредоточим свое внимание на этих сторонах.

Военное дело

Первой специальностью, с которой тюркюты выступили на арену всеобщей истории, было добывание железа. Их легендарный предок Ашина, бежав на север, "добывал железо для жужаньцев". В 546 году жужаньский хаган Анахуань называет вождя тюркютов: "мой плавильный невольник", подчеркивая главное занятие тюркютов.

Железо и раньше было известно кочевникам, но только тюркюты ввели его в массовое употребление. Развитие металлургии позволило тюркютским ханам перевооружить свою армию и создать отборные, ударные части из латной кавалерии. "На их вооружении были роговые луки, панцири, копья, сабли и палаши. Эти краткие сведения письменных источников, к счастью, могут быть дополнены археологическим материалом.

В Эрмитаже хранятся глиняные статуэтки, изображающие тюркютских гвардейцев. Несмотря на то, что эти статуэтки датируются несколько более поздним временем (конец VII - начало VIII века), можно думать, что изображенные на них предметы вооружения не претерпели существенного изменения, так как за это время не произошло смены культурной традиции.

Пехотинцы и всадники одеты одинаково - в платье, приспособленное для верховой езды. Это указывает на то, что у тюркютов пехоты, как особого рода войск, не существовало. Боевая одежда состояла из головного убора и панциря, причем первый напоминает современный казахский малахай, покрытый металлическими пластинами и снабженный коричнево красной, по-видимому, меховой, оторочкой. Воины одеты в халаты с высокими, доходящими до подбородка воротниками. Халат доходит до половины голени и застегивается на правую сторону, так что левая пола оказывается сверху. Поверх халата надет панцирь из металлических пластин, отороченный коричнево красной каймой. Панцирь доходит до колен, подпоясан узким поясом, рукава короткие, выше локтей. Его надевали, очевидно, через голову. Этот панцирь сходен с сарматским катафрактом и характерен для тяжелой конницы. Аналогичные панцири применялись до недавнего времени в Тибете, причем пластины соединялись между собой ремешками. Надо полагать, что в более раннее время этот тип вооружения имел широкое распространение, пока не был вытеснен более совершенной, легкой и прочной кольчужной рубашкой. На ногах воинов желтые с черными пятнами шаровары (вероятно, из барсовой шкуры). Сапоги черные, мягкие, вероятно войлочные, походят на те, которые и до нашего времени носят в Тибете и Восточном Туркестане. Несмотря на близость этой одежды к тибетской, наблюдается и различие - отсутствует характерный для Тибета напуск около пояса. В то же время оружие составлял лук, короткий меч-кинжал и длинная легкая пика (камышина), годная лишь для кавалерийского боя.

Лошади у тюркютов, судя по изображениям, высокие с широким крупом, тонконогие, с короткой шеей и тяжелой головой. Грива, расчесанная и подстриженная, подчеркивает тщательный уход. Особое внимание обращает на себя конская сбруя. Широкое седло, без подушки и с низкой передней лукой, лежит на двух черных потниках, причем нижний оторочен белой каймой. Седло светло желтое, вероятно деревянное, снабжено круглыми стременами, подхвостником, нагрудником и пятью тороками, в отличие от современных седел от нагрудника идет дополнительная шлея через спину лошади впереди седла. Вероятное назначение ее - облегчить спуск при горной езде, к которой приспособлено седло. Сбруя украшена белыми круглыми бляхами, может быть серебряными и сердцевидными оранжевыми или бурыми кистями, висящими на нагруднике, подхвостнике и узде. Лошади не взнузданы, что указывает на их хорошую выучку и вместе с подстриженной гривой создает впечатление хорошо тренированных и подготовленных кавалерийских коней, которых любят и на которых надеются в трудные минуты. Всадники сидят в седле, свесившись на бок (казачья посадка), что обличает людей, проводящих в седле большую часть жизни. Стремена в отличие от современной манеры кочевников опущены низко. Отсутствие аналогий заставляет предполагать, что посадка продиктована практическими соображениями: высоко подтянутые стремена удобны для стрельбы из лука и закидывания аркана, так как воин, держась коленями, амортизирует тряску мышцами ног, тогда как при длинном стремени, держась на шенкелях, он приобретает устойчивость, необходимую для рубки и колки длинной пикой. Необычно большое количество тороков заставляет предполагать, что наши всадники рассчитывали на длинные переходы и добычу, то есть это было не гарнизонное, а полевое войско.

Таким образом, тюркютская гвардия была регулярной тяжелой конницей, приспособленной к действиям не только в степи, как все ее предшественники, но и в горах. Несомненно, что с ними не могли равняться степняки уйгуры, о которых китайцы довольно презрительно отзывались: "В сражениях не строятся в ряды, отделившейся головой (головным отрядом) производят натиск. Вдруг наступают, вдруг отступают, постоянно сражаться не могут". Тюркютские латники оказались достойным противником и для китайских пеших копейщиков и для иранских конных стрелков. Но об этом будет сказано ниже.

Фигуры тюркютских воинов имеются и в наскальных изображениях Сулека (верхний Енисей, Сулекские писаницы). Всадник вооружен роговым луком, что можно установить по характерным выгибам. Еще более интересно другое изображение: ":тяжеловооруженный всадник, одетый в пластинчатую броню от шеи до бедра, с рукавами до середины предплечья, с круглым щитком на груди, с мечом и колчаном у пояса и с боевой гирей в правой руке, направляет копье, украшенное небольшим флажком, на лучника, стреляющего с колена, то есть саянского лесовика горца".

Но кроме панцирной кавалерии у тюркютов были легковооруженные конные стрелки, набираемые среди покоренных народов. Изображение такого воина на бронзовой бляхе (датируется VII веком) найдено при раскопках у села Копены. "Всадник без головного убора. Его длинные волосы развеваются по ветру. Их сдерживает затянутая сзади узлом повязка. Полудлинный кафтан перетянут поясом. Сапоги мягкие, без каблуков. С правого бока висит колчан, расширяющийся книзу. Лук сложный, в виде буквы "М". Конь степной широкогрудый, с подстриженной гривой и завязанным в узел хвостом. На нем полная седельная сбруя, седло твердое с невысокой передней лукой, под седлом обшитый бахромой чепрак. На подхвостном и надгрудном ремнях навешаны кисти, стремена широкие дугообразные, уздечка плетеная с поводом и чумбуром. Сзади седла развеваются по обеим сторонам ремни (торока)".

Наличие у тюркютов панцирной конницы объясняет их быстрые успехи. В дотюркский период бои решали конные стрелки из лука, появление панциря свело их значение почти на нет. В рукопашной схватке с легковооруженным противником тюркютская тяжелая конница имела все преимущества, тем более что тюркюты ввели конный строй. Однако прекрасная в полевой войне тюркютская армия совершенно не годилась для осад, так как спешенный латник мало боеспособен. Городские стены положили предел распространению тюркютской державы и спасли независимость Китая и Ирана, но в степи тюркютская конница долгое время не имела себе равных.

Мирные занятия

Главным занятием тюркютов (кроме военного дела) было кочевое скотоводство, большую роль играла и охота на крупных травоядных, огромные стада которых в те времена бродили по степям. Ныне Гобийский Алтай - почти незаселенная полупустыня, но в те времена зверь здесь не переводился, и облавы производились всем племенем. Облавная охота требует специальной выучки загонщиков и охотников, и это было очень полезно для тюркютов, потому что охота была подготовкой к воинским подвигам, своего рода маневрами. Удачная облава давала большое количество мяса, которое было основной пищей тюркютов, и случалось, что даже во время войны они устраивали охоту, чтобы пополнить запасы.

Шкуры диких и домашних животных шли на одежду и на покрытие шатров, но наряду с этим тюркюты умели приготовлять войлок и шерстяные ткани.

Основным видом скота у тюркютов были овцы, кости которых часто находят при раскопках тюркютских могил. В лошадях тоже не было недостатка, и кумыс заменял тюркютам вино. Кочевое скотоводство в условиях пересеченной местности весьма затруднительно для больших стад, и обычно кочевники перегоняют своих овец порознь, и каждая семья имеет определенные места для зимовок и летовок. То же самое положение существовало в VI VIII веке, что подтверждается коротким, но вполне убедительным текстом источника: "Постоянного местопребывания нет, но каждый имеет свой участок земли".

Это система аильного хозяйства, когда экономической единицей является парная семья. Другая система - куренная: при ней целый ряд семей кочует совместно и на ночь огораживает ставку телегами и дозорами. Обе эти системы сменяли друг друга на протяжении веков и отнюдь не связаны с развитием или разложением родового строя. Археологические разведки, проведенные на Алтае, также показали, что памятники, оставленные тюркютами, группируются по отдельным полянам и речным долинам таким образом, который исключает всякую систему землепользования, кроме аильной. Куренная система была вызвана требованиями безопасности, а аильная система существовала в степи в те периоды, когда твердая и сильная власть прекращала грабежи и межплеменные войны. С этой точки зрения наличие аильного кочевания и индивидуального землепользования не представляет ничего невозможного.

И в наше время перекочевки семей строго ограничены определенными территориями. Например, каждая горная долина в Тянь Шане принадлежит определенной семье, глава которой может не пустить любого пришельца подняться в горы по "своей" долине. Эта система землепользования диктуется самой природой кочевого скотоводства: ограниченность пастбищных угодий и, главное, воды заставляет кочевников дробить стада, а, следовательно, дробятся и семьи, ведущие кочевое хозяйство. Раздел угодий и строгое соблюдение границ - это единственное средство удержать кочевников от жестоких братоубийственных стычек за водопои, пастбища и охотничьи угодья. Но, разумеется, описанная система землепользования не имеет никакого отношения к частной собственности, так как землю не продают и не покупают.

Жилище

Тюркюты домов не строили и садов не разводили, так как холодный климат заставил бы их покинуть эти города, как только будет сожжен весь сухой лес поблизости. Однако никем не доказано, что каменная лачуга или глиняная мазанка есть высшая форма жилища по сравнению с войлочным шатром, теплым, просторным и легко переносимым с места на место. Для кочевников, тесно связанных с природой, жизнь в таком шатре была не прихотью, а необходимостью. Летом степь выгорает, и скот должен пастись на джейляу - альпийских лугах, которые располагаются на склонах Тянь Шаня, Алтая, Хангая, Хэнтея. Зимой же на горах выпадает много снега и стада возвращаются в равнины, где снеговой покров тонок и скот добывает из под него сухую, весьма питательную траву.

При подобном быте переносное жилище является наилучшим.

Богатство юрты, очевидно, было напрямую связано со статусом хозяина. Ханская юрта поразила воображение даже, придворного византийского императора, видавшего покои Влахернского дворца. Он описывает шатер с золотым троном, который был так легок, что его могла тащить одна лошадь, другой шатер - "испещренный шелковыми покровами", третий - где стояли позолоченные столбы и золотые павлины поддерживали ложе хана. Вся эта роскошь, конечно, не могла до нас дойти, дерево и меха истлели, золото и серебро перелиты, оружие заржавело и превратилось в пыль. Но письменные источники пронесли сквозь века сведения о богатой и неповторимой культуре, и они заслуживают большего доверия, чем немногочисленные археологические находки.

Положение женщин

Отношение к женщине было подчеркнуто почтительным, рыцарским. Сын, входя в юрту, кланялся сначала матери, а потом отцу.

Пастушеское хозяйство, ведомое отдельной семьей, обычно предполагает патриархальные отношения, и, видимо, тюркюты не представляли исключения. Инициатива сватовства принадлежала мужчинам, и "по смерти отца, старших братьев и дядей по отцу женятся на мачехах, невестках и тетках". Наследование жен у кочевых народов имело двойной смысл. Во первых, в дом, точнее, в юрту приходила новая работница, а в тех условиях это было всегда полезно. Во вторых, обычай предусматривал охрану прав вдовы, так как новый муж должен был заботиться о ней и защищать ее как свою жену. Весьма возможно, что брак не всегда был фактическим, но, тем не менее, вдова не оказывалась покинутой на произвол судьбы.

Наследование жен предполагает полигамию, но даже это не делало тюркютскую женщину бесправной.

Право, вообще очень строгое и жестокое, охраняло женщину: изнасилование замужней женщины каралось смертью, соблазнитель девушки должен был немедленно жениться на ней. Любопытно, что изнасилование поставлено рядом с самыми тяжелыми преступлениями: восстанием, изменой, убийством, и похищением спутанной лошади, что в условиях степи часто влечет смерть обокраденного, тогда как простая кража наказывалась лишь десятикратным штрафом в пользу потерпевшего, а за членовредительство в драке полагалась пеня.

Думается, что ограничение прав женщины в кочевом мире - явление позднее и, возможно, связанное с тем общим упадком, который постиг Срединную Азию в послемонгольский период.